Странное дело. В поисках новых образов свободы и нонконформизма кино как-то незаметно перешло от беспечных ездоков и Грязных Гарри к молодым и красивым лесбиянкам. Особенного протеста такой поворот не вызывает – интуитивный выбор между бородатыми ангелами ада и двумя нимфами в общем понятен. Однако после «Покажи мне любовь», «Нас не догонят» и «Тату» чувство, что тебя водят за нос, все-таки остается.

Если это и так, то «Мое лето любви» (My Summer of Love) – тот случай, когда носа совершенно не жалко. Экранизируя роман Хелен Кросс, режиссер Павел Павликовский выкинул из истории небольшого городка Северной Англии забастовку шахтеров и загадочное убийство, оставив только двух девушек старшего школьного возраста, влюбившихся друг в друга. Однако каким-то непонятным образом шахтеры и убийства остались, растворившись в прозрачной, наполненной воздухом атмосфере фильма.

Рыжая Мона – сирота. Отца не знала, мать умерла, брат, отсидев в тюрьме, вернулся уверовавшим в Иисуса – закрыл семейный бар, вылил выпивку в канализацию и сделал вместо вертепа молельный дом. Моне скучно и тошно.

Тасмин – как бы сирота. Учится в закрытой школе, мама вечно черт знает где, папа читает газету или развлекается с секретаршами. Ей скучно и тошно тоже.

Поэтому когда девочки случайно встретятся («Мне нравится твой мопед. А почему у него нет мотора?» – «Ну, он стоил-то всего десять фунтов…») отношения сложатся словно сами собой – дружба, нежность, затем любовь. Ну или что-то очень похожее.

Изящество, с которым Павликовский разворачивает повествование, изрядно ретуширует факт, что вместо романтической мелодрамы вам подсунули полновесную социальную критику. Среди солнца, вересковых холмов, девичьих поцелуев и прочих умиротворяющих видов носятся бесенята классовых проблем, теорий власти, вопросов веры и постулатов феминизма. Но как бы невзначай, словно и нет ни сценария, ни собственного взгляда Павликовского, а есть случайная, беспорядочная фиксация фрагментов повседневности, по чистой случайности оказавшейся столь неожиданной, волнующей, томительно-жаркой.

Столь же плавные, тонкие переходы между иронией и трагедией, между чувственностью и грубостью. Одинаково отстраненно и ненавязчиво происходит крестный ход, когда брат Моны собирает людей, чтобы установить на холме над долиной огромный деревянный крест, истерически смешная сцена, где Мона показывает Тасмин, как занималась сексом со своим бойфрендом, звучит тошнотворное чваканье, когда девушка получает ногой в живот от разъяренного мужчины.

Все словно тонет в атмосфере лета – возможно, последнего перед тем, как Моне и Тасмин предстоит окончательно повзрослеть.

Лета, в которое ограниченность выбора вариантов, которые предлагает жизнь, кажется невыносимой, классовые границы еще кажутся проницаемыми, а слово «навсегда» одновременно пугает и притягивает.

Редкостный по изяществу и непринужденности финал, который вроде бы должен вывернуть повествование наизнанку, неожиданно усиливает все сказанное в фильме в разы. В тот момент, когда исчезает и любовь, и вера, существование веры и любви становится особенно очевидным. Просто путем сложения – к ним добавляется свобода, которую безнадежно и иногда жестоко искали герои весь фильм.

Впрочем, социальные штудии – это то, что остается после фильма. В зале об этом думать не остается времени – актрисы Натали Пресс и Эмили Блант, вкус оператора Рычарда Ленчевски, мягкий юмор Павликовского и плавный ритм истории складываются в удивительно целостное переживание, которое не хочется дробить на куски.