Лет пятнадцать назад тема реституции – возвращения имущества владельцам и их прямым потомкам не сходила со страниц СМИ. Эксперты, потомки дворянских фамилий и просто интересующиеся обсуждали возможные пути реституции.

На практике вся эта дискуссия не вылилась ни во что конкретное, как видно на примере одного из первых инициаторов возвращения национализированной недвижимости – Евгения Мещерского с Украины. Потомок княжеского рода Мещерских решил пойти в лобовую атаку на российское государство. Он предъявил документы на право владения усадьбой Алабино под Москвой и начал ходить по инстанциям. На тот момент от усадебного дома оставались одни руины, а пригоден для жилья был только флигель. Поначалу Мещерскому удалось договориться с местной администрацией, и он вместе с семьей занял флигель. Но дальше флигеля дело не двинулось. К началу XXI века стало ясно, что усадьбу ему никто не вернет, и "князь" куда-то пропал, вроде бы, даже освободив усадебную жилплощадь.

В последнее время в России вновь заговорили о возвращении собственности потомкам тех, у кого она была отнята после октябрьского переворота. Отчасти разговоры подогреваются принятием нового Земельного кодекса, где зафиксировано право собственности физического лица на землю, еще в большей степени – решением государства вернуть право собственности на землю под культовыми строениями религиозным организациям. То есть, вроде бы, процесс медленного признания прав "исторических" владельцев недвижимого имущества, как в случае с религиозными организациями и общинами, пошел.

Однако реституция, которая в глазах большинства населения до сих пор выглядит эдакой благостной картинкой возвращения дворцов и поместий благодарным отпрыскам, гораздо более сложный и болезненный процесс. Юристы однозначно говорят о невозможности так называемой "абсолютной реституции", когда потомкам владельцев возвращают весь фонд недвижимого имущества, национализированного после революции 1917 года. Дело упирается в отсутствие у подавляющего большинства наследников документов на имущество. Советская власть и разруха послереволюционных лет уничтожили бумаги. Объяви сегодня реституцию, громадное количество наследников автоматически лишится легальных путей возвращения бывшего имущества. Потому что раз нет документов, то и нет прав.

Главное, оно же пока и непреодолимое, препятствие на пути хотя бы частичного возвращения былой недвижимости – в нежелании законодателя даже обсуждать этот вопрос. И его, законодателя, можно понять. Немалая часть объектов дореволюционной недвижимости имеет статус памятников архитектуры. У государства есть сомнения в целесообразности их передачи в частное управление и, тем более, владение. Даже частичный возврат может привести к переделу рынка недвижимости. К тому же, Российская Федерация не является правопреемницей Российской империи и не отвечает по ее обязательствам, а признание прав потомков дореволюционных собственников на свое имущество теоретически может повлиять и на этот вопрос.

Без правовой основы для реституции, казалось бы, более говорить не о чем. Но де-факто некоторые потомки бывших владельцев все же получают свои родовые дома и усадьбы. Сегодня есть несколько путей возвращения имущества, правда, сразу оговоримся, реституцией в строгом юридическом смысле они не являются.

Первый путь предполагает участие в управлении собственностью государства. Человек со звучным именем Михаил Юрьевич Лермонтов – правнучатый племянник великого писателя и президент ассоциации "Лермонтовское наследие", совместно с государством восстанавливает усадьбу Середниково. На его взгляд, путь государственно-частного партнерства является оптимальным. В этом случае недвижимость передается наследникам, например, в аренду на 49 лет со строго определенными обременениями по использованию. В случае с Середниковым, которое имеет большую историческую значимость для страны – здесь четыре лета жил Лермонтов и провел детство реформатор Столыпин, – обременение состоит не только в обязательной реконструкции усадьбы, но и в обеспечении в дальнейшем беспрепятственного доступа граждан к памятнику. Ну, и конечно, право аренды не сделает Михаила Юрьевича полновластным собственником усадебного комплекса. Сам потомок Лермонтова не против такого, как он говорит, "нравственного пути" реституции: "Мы пишем, обращаемся, просим власть вернуть нам собственность. Они идут навстречу".

Потомок дворянского рода Леонтьевых Сергей Александрович Леонтьев выбрал другой путь. Он выкупил бывшую усадьбу предков – Воронино под Ростовом Великим. Покупке предшествовал ряд счастливых и случайных совпадений. Национальный фонд "Возрождение русской усадьбы" опубликовал в газете "Новая деревня" заметку о выставленной на торги местными властями усадьбе Воронино. Сергей Александрович совершенно случайно наткнулся на публикацию и на собственные средства совместно с фондом выкупил Воронино музейно-гостиничный комплекс. Обязательный статус музейно-гостиничного комплекса тоже был обременением со стороны государства. Сегодня Леонтьев владеет только комплексом зданий, с оформлением в собственность земли возникли проблемы по линии Регистрационной палаты. Сергей Александрович признается, что процесс обретения фамильного наследства был связан с "невероятными трудностями" и он "не завидует никому, кто отважится сегодня на покупку недвижимости предков". Тем не менее, Леонтьев уверен, что никто, кроме него, не станет столь же бережно относиться к этой усадьбе.

Автору этой статьи довелось пожить в Чехии, прошедшей в 1990 г. процедуру "абсолютной реституции". Там все и всем вернули. И оказалось, что часть недвижимости так и не обрела своих владельцев. Крупнейшие замки и виллы в сельской местности, в районах с неразвитой туристской инфраструктурой остались в собственности государства – бывшие владельцы посчитали затраты на реконструкцию и содержание и отказались от родовых гнезд. Несколько наиболее оборотистых собственников сумели продать замки богатым американцам или европейцам, для которых чешские цены на элитную недвижимость показались умеренными. Теперь над некоторыми замками – архитектурными доминантами местности, гордо реют американские флаги. По большей части инертным чехам все равно, но представить такое в российской глубинке совершенно невозможно.

В России с момента отъема собственности у частных владельцев прошло почти в два раза больше времени, чем в той же Чехии. Российская дореволюционная недвижимость хоть и имеет статус памятников истории, но состояние ее не в пример хуже восточноевропейского. Отдельные категории недвижимости, такие как усадьбы, в основном разрушены. А самые лакомые куски дореволюционной недвижимости наследники, скорее всего, не получат никогда. Поэтому путь индивидуального возврата имущества потомкам бывших владельцев – состоятельным и мотивированным в сохранении родового наследия, представляется наиболее оптимальным.