Концертирующий пианист Том недоволен своей жизнью. Поднимаясь на сцену, он мечтает о незамысловатой и сильной жизни городского хищника – врываться в комнаты с бейсбольной битой, соблазнять опасных женщин, проворачивать сделки на грани закона. И вот однажды, проезжая по улице, он встречает старого знакомого матери, отпетого гангстера… Такой поворот рeмейка фильма «Пальцы» Джеймса Тобака 1978 года с Харви Кейтелем в главной роли определил бы не столько новизну разворота истории героя, сколько освежил бы унылые супружеские отношения искусства и действительности, упорно трактуемые как оппозиция высокого–низкого. Этого, однако, не случилось, и фильм «Мое сердце биться перестало» в общем звучании следует оригиналу. Полукриминальный торговец недвижимостью Том недоволен своей жизнью. Врываясь с бейсбольной битой в логово нелегальных иммигрантов, захвативших предназначенный к продаже дом, он мечтает выходить на сцену и играть Баха. И вот однажды, проезжая по улице, он встречает импресарио матери, покойной пианистки. Старик помнит, что Том десять лет назад занимался музыкой и подавал надежды. Он приглашает его на прослушивание, и парень забрасывает работу ради встреч с только приехавшей в Париж китаянкой – студенткой консерватории, не знающей ни слова по-французски. Она заново учит его играть. Рыча от ярости и сжимаясь от ужаса, Том истово разучивает фугу. Рваный быстрый ритм, нервная камера, симпатичная подлинность интерьеров и типажей, четко и жестко прописанный сценарий, в создании которого поучаствовал писатель Тонино Бенаквиста, – «Мое сердце…» выглядит как удачное построение модного архитектора, следующего детально прочерченным чертежам. Отец Тома – пожилой мерзавец, черный маклер – персонаж, просто созданный для пожилого тучного Брандо, которого неплохо заменяет Нильс Ареструп. Сам Том – нервический и вполне уместный Роман Дюри. Том выбивает долги отца, живописно выколачивая их из араба при помощи ножа и чугунной сковородки. Это выглядит так же достоверно, как крысы, запускаемые Томом с коллегами в дома, чтобы снизить их стоимость; как русский бандит, с которым по дурости свяжется отец; и телка русского бандита, которую Том по-быстрому трахнет в туалете. Так же достоверно выглядят китаянка, пианино, ноты и Том, пытающийся приспособить распальцовку под исполнение аккордов. Цель фильма – без швов совместить две эти достоверности. И здесь возникают проблемы не только психологического, но и концептуального свойства. Криминальные элементы – вечные «социально близкие» французского кино, буревестники свободы, соратники по уличным беспорядкам. И если Годар, Трюффо, Блие относились к подонкам с уважением, оставляя за ними право быть тем, что они есть, то режиссер «Сердца…» Жак Одиар («Читай по губам»), пытается одержать над Томом верх. Против творца не попрешь, и культура торжествует над грубостями жизни. Но не без потерь. В результате герой превращается в человека без свойств – он не делает ничего действительно плохого или хорошего, посредственно играет на фортепиано и не ахти машет битой. Он не типичен (подумать только – маклер, а любит Баха), но зауряден. Несмотря на достойнейшее качество режиссуры, постепенно следить за ним становится скучно. Надменность интеллектуала, которая так часто заставляет европейское кино относиться к прочим социальным слоям как к занятным зверькам в зоопарке, превращает любой сюжет в фильм о пингвинах, которые тем и хороши, что похожи на людей. История несбыточной страсти криминального типа, сюжет космического трагизма, особенно если вспомнить имеющего сходные трудности Нерона, обернулся рассказом о том, что даже полное чмо может стать человеком, занявшись чем-то приличным. Игрой на фортепьяно, например. |