Не будем придираться к мелочам. Не будем глупо иронизировать по поводу кота Бегемота, которого играет переодетый в костюм с детского утренника помощник депутата Жириновского по делам инвалидов – за полноценного CGI-кота американцы просили 3 миллиона. Не будем деланно беспокоиться за пожилых актеров, которым явно трудно ходить в некоторых мизансценах. Сериал «Мастер и Маргарита» успешно вышел на федеральном канале «Россия», а значит, силы мрака, чинившие препятствия киновстрече народа со своим любимым романом, повержены.

И бес, посрамлен, плакася горько.

Но наша радость была бы неполной без робкой хотя бы попытки понять, что же случилось? Как получилось, что самый ожидаемый проект года, экранизация от главного эксперта по Булгакову, оказался просто скромной телепостановкой? Похоже, что проклятие, которое, как говорят, висит над этой книгой, имеет природу куда более жуткую, чем происки сатаны.

Потому что есть какая-то справедливость в том, что антисоветский роман «Мастер и Маргарита» стал литературным эталоном брежневской эпохи – в растрепанном и кастрированном журнальном варианте 1966 года, на фотокопиях, позже – в бесчисленных респектабельных изданиях. Надменный и раздражительный Булгаков, устами профессора Преображенского признававшийся в нелюбви к пролетариату, руками Турбиных защищавший свой мир от коллективизации духа, был насильно прощен и полюблен так страстно, как, вероятно, ни один русский писатель.

Фантасмагория «Мастера и Маргариты», восходящая к Гоголю и Гофману, в этом обожании как-то незаметно превратилась в особый фольклорный Брайтон-бич для внутренних эмигрантов эпохи застоя и перестройки. И есть столь же зловещая логика в том, что сериал Владимира Бортко является экранизацией не столько сериала, сколько этой всенародной любви.

Бесконечный кредит доверия, заслуженный этим режиссером после безупречной постановки «Собачьего сердца», сыграл со всеми злую шутку. В первую очередь – с самим режиссером. Потому что бережность, с которой Бортко экранизировал историю эксперимента профессора Преображенского и которая более прочих деталей картины ставилась ему в заслугу, была наименьшим из достижений – классикой фильм сделали тщательный кастинг и сложные художественные решения, то есть все то, что собственно к Булгакову отношения не имело.

А если всенародная любовь – то всенародный канал, всенародные актеры, всенародный формат видео и исполнение всех желаний.

Причем при всей подробности и постраничной тщательности экранизации Бортко отклоняется от текста в самых странных, но по-своему предсказуемых местах. В разговоре с Воландом на Патриарших, когда лукавый упоминает Канта, простодушный Бездомный восклицает: «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!» В сериале «Соловки» заменены на лагеря – для доходчивости, видимо. Подобная починка примусов по-своему логична: какой манифест интеллигенции без слова «лагеря»?

Скованные по рукам и ногам обожанием Булгакова, актеры пугливо, едва дыша, крадутся по экрану. Тихо бормочет себе что-то под нос Берлиоз-Адабашьян, осторожно беснуется Бедомный-Галкин, нервно подличает Лиходеев – Панкратов-Черный. Усталый Пилат-Лавров механически цедит про истину. И только Безруков, сыгравший Иешуа, ищет собственную интонацию и пластику – вполне удачно, кажется (черт с ним, с Есениным, с кем не бывает). Да Басилашвили, в силу совершенной неожиданности подобного воплощения Воланда, невольно цепляет взгляд. В этой заторможенности есть определенная привлекательность – телевизионный «Мастер и Маргарита» никак не мешает зрителю проживать тот роман, который прописан в его памяти.

Большего уважения к тексту невозможно себе представить – разве только радиопьеса.

Отказ искать современное содержание в классике – не новость. Правда, надо заметить, что «Собачье сердце» Бортко, вышедшее в 1988 году, по стилистике и интонации имело много общего с тем, что видели граждане за окном. По сути, это был внятный художественный ответ на перемены в стране. Консервы из «Мастера и Маргариты» такой задачи и не ставили.

Парадокс, однако, в том, что современного «Мастера» страна уже получила – в виде «Ночного дозора», при всем его интеллектуальном убожестве и кособокости. И обыденность бесовщины, и схватку добра и зла в каждой булочной, и общую гротескную обморочность местного ландшафта и подозрительную в смысле метафизики природу Москвы, – все это нам уже преподнес Бекмамбетов со товарищи. Нельзя сказать, что размен равноценный – но что делать. Свято место пусто не бывает.