Вызывающе простой для столь прихотливого художника, как Кроненберг, фильм «Оправданная жестокость» (History of Violence) – это прежде всего история. История парня, который жил-поживал в небольшом городке, кормил-поил посетителей в своей забегаловке, любил жену, растил детей. Однажды, на свою беду, два негодяя решили его ограбить. То, что от них осталось, свезли в морг, а парень стал национальным героем – настоящим американцем из глубинки, способным дать отпор криминальному хаосу.

Слава сыграла с ним плохую шутку. Вскоре в его кафе заглянули господа в черных костюмах, которые утверждали, что он не тот, за кого себя выдает. Что некогда он был гангстером в Филадельфии, что за ним должок и что ему придется вернуться домой.

Трупы множатся один за другим, в глазах жены застывает ужас, сын закатывает истерики.

Бывший бандит, тишайший милейший человек, понимает, что для того, чтобы остаться безвредным деревенщиной, ему придется вернуться в прошлое. Глубокой ночью, получив звонок с угрозами от бывших подельников, он садится в машину и едет, не зная, что его ждет впереди и будет ли куда вернуться.

Хорошая простая история – штука лукавая, способная увлечь в самые занимательные чащобы. Все 25 лет, пока Кроненберг снимал свои истории одержимости и искал границы человеческого в «Видеодроме» и «Мухе», «Связанных намертво» и «М. Баттерфляй», соблазна назвать его религиозным художником ни у кого не возникало. «Оправданная жестокость», евангелическая по сути история вины и прощения, не то чтобы предполагает пересмотр канонического корпуса кроненберговских макабров, но заставляет присмотреться к ним повнимательнее.

Как в любой нормальной притче, фигуры «Жестокости» упрощены до предела.

Собственно говоря, фильм является киноадаптацией графического романа господ с примечательными именами Джон Вагнер и Винс Локи. Отсюда – замечательная экспрессивность персонажей, картонная нелепость диалогов и радикальная жестокость в духе Китано. Наглядно ломает людям кости милейший Вигго Мортесен, среди его жертв – одноглазый Эд Харрис и роскошный Уильям Харт. Повенчав свирепый комикс с благолепием семейного сериала, окрасив происходящее в тусклые тревожные тона и сообщив действию ровный сильный пульс, Кроненберг породил создание, балансирующее на всех возможных гранях – мейнстрима и артхауса, комедии и драмы, шутки и проповеди.

Впрочем, располагаясь на шкале безумия ближе к Дэвиду Линчу, чем к Тарантино, Кроненберг не считает исчерпанными ни способность зрителя ужасаться, ни способность художника голосить из неопалимой купины.

Вздымая мир дыбом в «Экзистенции» или сводя его с ума в «Пауке», обращаясь со зрителем с оправданной жестокостью, Кроненберг искал человеческое в своих мутантах с той же горячностью, что миссионер – христианина в язычниках.

Время не стояло на месте. И пока канадец скрещивал людей с насекомыми и видеомагнитофонами, темная сторона человека окончательно оказалась вне закона. Безвредное слово «политкорректность» обернулось грандиозным евгеническим проектом по выведению нового человека, живой материи, не отягощенной злом. Существование свирепой обезьяны внутри любого клерка впервые со времен христианства и брата его психоанализа было поставлено под сомнение. Человек или безгрешен, или болен. Новый мутант, в котором следовало найти человеческое, вышел под софиты Кроненберга.

Собственно, герой картины – не бывший гангстер, а его вполне заурядные жена и сын. Сын, который убьет, когда станет необходимо, и жена, которая перейдет от игр с переодеванием в чирлидершу в начале фильма к брутальному сексу на лестнице в конце.

Потому что счастливыми нас делает дом, очаг и славные соседи. А живыми – вещи, о которых редко говорят в приличном обществе.

Хорошая простая история уже рассказывается в кинотеатрах.